Выложением этого фрагмента вы обязаны Тыщерке. Я б сама не стала выдирать...
Есть в этом эпизоде Песнь. И я, читая вслух текст с пылу - с жару, эту Песнь прочла... ну, в меру моей актерской подготовки, которая хоть и невелика, но ненулевая, и прочего умения работать голосом.
И Тыщерка говорит, что ей очень хочется узнать, а как эту Песнь будут воспринимать те, кто меня не слышал Кто - с листа.
Короче, "Холодные камни Арнора". Глава по-прежнему "Белые стрелы".
Умертвия перебиты, но там же есть те самые холодные камни, которые штука совсем другая и куда более мощная. Вот с его силой эльфы и столкнулись, Келегорм логично полез
с гранатой под танк вперед и побился. Остальное более-менее ясно из контекста.
Итак, просьба писать именно впечатления-ощущения от Песни, прочее некритично.
сунуться в Холмы Мертвых
Келегорм опирался на лук, сжимая его до белизны пальцев. И пусть даже в Незримом мире призрак виден не слишком, но – все воины понимают, какими становятся пальцы, когда они так сжаты.
Когда командир после боя остается стоять, и только сведенные пальцы выдают его.
Он говорил спокойно, но чуть медленнее, чем обычно:
– Вы помните Войну Гнева. Вы помните победу ваниар, ответивших спокойствием на ярость. Но тогда силы всё-таки столкнулись, и это погубило Белерианд. Здесь мы не можем допустить этого. Но нам проще – здесь нет врага. Этот камень – не живое существо, он просто полон силой назгулов. Вы знаете, что делать с ним. Вы знаете, как его уничтожить. Я сделал свое дело – идите и сделайте свое.
Синдары, коротко кивнув, исчезали. Лишь Галадорн задержался:
– Железный лорд, тебе…
– Мне. Ни один. Из вас. Не. Поможет.
Хэлгон, стоящий за плечом Келегорма, кивнул.
Но Галадорн хмурился и не уходил.
– Огонь. Туманом. Не. Разжигают.
Синдар это понимал, и всё же не мог заставить себя бросить того, кто… что? живой был бы ранен, а что бывает с призраками?
– У-би-рай-ся..! – процедил Хэлгон беззвучно, одними губами.
Галадорн не мог его слышать, но выражение лица следопыта было красноречивее доводов его лорда.
Холод? Конечно.
Тихая прохлада вечеров ранней осени. Шепчутся травы, давно смолкли птицы, и паутина в глубине леса еще тяжела в ожерелье недавнего дождя.
И прядет свою нить туман, и ткет, и ткет свое полотно, словно бесчисленные помощницы Вайрэ вздумали покинуть Валинор и придти в смертные земли, чтобы каждому соткать полотно его судьбы, и сшить из того полотна рубашку, и пусть носит на себе свою судьбу, чтобы не свернуть и не уклониться, чтобы родиться – в свой час, встретить любовь – в свой час, познать горе – в свой час и принять смерть – в свой час. Ибо нет в мире беды горшей, чем разойтись со своей судьбой. Со своей любовью. Со своей потерей. Со своей смертью.
Бедою из бед назовем смерть до срока, но еще большей бедою ¬– упустить свой час. Как конь обезумевший, помчится такая жизнь, калеча и губя всё вокруг, пока не сокрушит сама себя.
И туман примет ее в свои милосердные руки, и поднимет Вайрэ обрывки своих гобеленов, изодранных дерзким, и соединит их в новый, скрыв под светлым и мягким узором раны разрывов, словно и не было тех ран, ибо придет за жизнью смерть, а за смертью жизнь, и вечно стучать челноку, и вечно сплетаться нитям, и пусть за покоем идет ярость, но и за яростью идет покой, и как бы ни спор был челнок в руках Ткачихи, но придет пора и ему замереть, ибо – выткан узор и приходит работе конец…
…самый обыкновенный камень. Большой осколок породы, скатившийся вниз, когда строили крепости. Не теплее и не холоднее любого придорожного валуна.
И сейчас, и когда-либо в грядущем.
– Почему вдруг Вайрэ? – спросил М* у Нима*. – Никогда не слышал от тебя ничего подобного. Тебе Владычица Мелиан рассказывала о ней?
Ним* покачал головой:
– Не она. Хэлгон думает о ней последние дни. А он ее видел… и мысли не прячет.