всё прекрасно, даже если сейчас вам кажется иначе :)
Этим августом я оказалась внутри собственного романа. Не чудо ли это?
Чудо. Но из тех, что делают своими руками.
Я, наверное, потому именно так и написала про дунаданов, что где-то в нас есть мечта об такой жизни. А потом я приехала в Сваргас - и была в полном шоке, потому что всё, вот всё, что написано в романе (особенно в "Лесном принце"), - всё это наяву.
Поехали?
Все цитаты - из романа "Некоронованный", все фото сделаны в столице варяжских земель Сваргасе.
Фотографировали я и моя дочь.

два сюжета в шесть десятков фото
История первая. "Лесной принц"
"В лесной чаще обнаруживался проход, на склоне ущелья – тропинка... Глушь была ими обжита, они шли по диким местам как по собственному дому – быстро без спешки, спокойно, деловито."

"Что пещеры этих холмов обжиты, было ясно: утварь у входов, на склоне пасутся овцы и козы, если осмотреться внимательно, то заметишь и небольшой огород. Поселение фермера, настолько бедного или слабого, что предпочел пещеру дому. Хоббиты – и те в своих норах живут лучше. Но, – мелькнула мысль, – может быть Аранарт тут только гостит?
А потом он увидел жителей этого странного поселения."


"Дело было в том, как они говорят. Как держатся. Воина, даже если он берет лопату и идет в огород, опытный глаз не спутает с крестьянином. Леди, даже если она кормит птиц, держится иначе, чем фермерша.
Но и это было неглавным."


"Гэндальф смотрел на их спокойные лица, слушал их плавную речь – и не мог представить себе ссору в этом поселке. Ссору, крик, плач иной, кроме младенческого… но не потому, что эти люди были бесстрастны или все до одного добры, нет: они все в свое время ощутили дыхание смерти и, пережив ту войну, научились ценить каждый день – за то, что он есть, и близких – потому, что они здесь, с тобой, живые. Они потеряли так много, что дорожили теперь лишь подлинно ценным."
Я сделаю примечание, что среди мужчин Сваргаса действительно много воевавших.
А следы пожара - это два поджога, которые Сваргас смог пережить.



"На Аранарте была длинная, ниже колен белоснежная рубаха тяжелого шелка. Серебряные браслеты отчетливо гномьей работы и такой же пояс были ему невероятно к лицу (вот, значит, с кем он предпочитает вести дела, – мелькнула мысль у мага). Он наклонил голову, приветствуя Гэндальфа, и в этой готовности здороваться первым, в этом поклоне было достоинство и такая сила, которая уж конечно не боится быть ущемленной от всего лишь учтивости."
Цвет рубахи, извините, не совпал, как и цвет волос, но это мелочи. Ярл Сваргаса Харальд до такой степени похож на главного героя - характером, об который обломаешь все зубы, упорством, способностью преодолевать те препятствия, которые не снес мимоходом... я была в полнейшем шоке от точности портрета. В 2015 году написала, в 2017 с ним познакомилась.

"Из перелеска высыпала толпа детей и подростков – от совсем малышей до пятнадцати-, а то и двадцатилетних (кажется, там и девушки были). Различающиеся между собой только возрастом и ростом, лохматые, загорелые, веселые. Разбежались по пещерам, старшие развели малышей."


Они надевали парадную одежду и в ней начинали выглядеть самими собой. Лорды и леди Арнора. Взрослые и дети.
Кто в шелке, кто в тонкой шерсти, пальцы в перстнях, украшения – у большинства гномьей работы (Гэндальф дал себе слово непременно добраться до Синих гор и посмотреть, так ли гномам к лицу меха, как этим – творения подгорных кузнецов).

Они были… настоящими, другого слова не находилось. Война перемешала их, и уже не понять, кто раньше был простым воином, кто знатным, они уже все – лорды, только вот слуг у них нет, некем командовать, так что командовать приходится собой и подчиняться – себе...


...словно в сказку попал, в обычную человечью сказку про чудесный замок, где всё делается по волшебству, пир идет, а слуг нет, и не нужны они, конечно, не нужны, если только беседа с высоким гостем удерживает Короля от того, чтобы и зажарить мясо, и принести его самому, и рассказать бы в Гондоре, что можно быть знатным и носить еду на праздничный стол, и не стыдиться этого, и гордость не пострадает ни на волос.

– Вот, – кивнул Аранарт. – Подставляй.
Он показал глазами на кубок.
Маг подставил.
– Хм… – он сделал маленький глоток, пробуя вкус, потом еще, еще. – Странно. Что это?
– Ты уверен, что хочешь получить ответ на этот вопрос? – усмехнулся вождь. – А то Риан расскажет подро-обно. Здешние ягоды. С разными хитростями.
– Неплохо вы устроились, – сказал Гэндальф, смакуя душистый напиток.

Дело шло к вечеру. Принесли плошки то ли с воском, то ли с чем, зажгли – пламя заплясало, освещая лица, блестя на украшениях, играя рисунком вышивок…

Сумрак сдвинулся вокруг них, словно стены замка, словно они действительно в пиршественном зале, и потолок так высок, что его не видно, и ты знаешь, что эта башня окружена стенами в три ряда, так что никакому врагу никогда не взять ее, и здесь ты в безопасности больше, чем где бы то ни было и когда бы ни.


Самым странным в поведении детей было их спокойствие. Они не шумели, не ссорились из-за остатков пирога, раскрошившихся на блюде, они если и болтали, то негромко… не бывает таких десятилеток, а тут ведь и моложе есть.


В небе сияли звезды, ночная синева скрывала всё лишнее и ненужное, на столе пылали огненные чаши, и в негромкой песни арнорцев была сдержанность и оттого – сила. Та сила, что заставляет росток тянуться не только вверх, к солнцу, но и вниз, в землю, всё глубже и глубже год от года и век от века, так что какие бы бури ни обломали крону, какие бы молнии ни били в ствол – а дерево будет жить, и расти, и сыпать семена вокруг.

– Гэндальф, ты спрашиваешь, как мне здесь… – эльф сцепил руки на колене и заговорил, глядя в небо. – Мне… непривычно. Ты знаешь, я всю жизнь был на войне. Обе жизни. Когда войны не было – я шел к ней. Это мой мир. А есть другой. Мир, в котором живет моя Эльдин. Мир света и любви. Мы с ней пробовали жить в мире друг друга… не выходит. А здесь… я впервые за обе жизни жалею, что она не со мной.



Пламя маленького светильника дрожало перед ним, эльф стремительно писал

Хэлгон улыбнулся, вышел из пещеры. Уже совсем светло. Эльф сорвал узорный лист ромашки, положил сверху на аккуратно перевязанное письмо, залил воском. Печать ненадежна, но хочется надеяться, что в суме Гэндальфа она уцелеет. Маг или не маг он, в конце концов?
Что ж, свободная ночь кончилась, надо заниматься обычными делами. Развести огонь, скоро проснутся мальчишки, напоить их горячим, есть они в такую рань не будут, как раз Матушка выспится, приготовит, вот тут они и прибегут голодными волчатами…


– А ты правда маг?
– Правда, – кивнул тот.
– И ты можешь делать чудеса?
– Немножко могу.
– Покажешь?! – глаза братьев расширились и засияли.
– А пойдемте, – улыбнулся Гэндальф. – Сухих веточек мне наберите.
Хэлгон, которому было безумно любопытно, что за чудеса покажет им волшебник, пошел с ними.
Собрали немного сушняка. Маг дотронулся до него своим посохом, и, к великому восторгу всех трех мальчишек, вспыхнул огонь. Но этого было мало: пламень сложился в фигуру зайца, и этот огненный зверек стал двигаться по кучке хвороста, то приседая, то поднимаясь.
Принцы онемели и застыли.
...
Огненный зайчик уже выделывал нечто немыслимое, скача по кучке хвороста (совершенно не уменьшившейся за это время).
Извините, у меня нет фото огненного зайца, но я вам вместо этого покажу другое чудо: чайник, стремительно вскипающий на кузнечном горне. В общем, похоже

Лесная тропа, которую, впрочем, из них двоих видел только Ниндарас, была легкой, провожатый – словоохотливым, орешник не бил по лицу, ельники разбегались в стороны, а когда надо было выйти на открытое пространство, то и болотистые луга уползали куда-то прочь, оставляя идти по разнотравью.

В высокой траве сиреневыми лучиками пушился осот, возносила свои головки ромашка; о ручье, скрытом в травах, предупреждала роскошными белыми зонтами сныть, а о болотце – убого подражающий ее короне ядовитый вех и желтый вербейник с длинными стрельчатыми листьями.


Прошло две недели.
Аранарт исчез на сколько-то дней, вернулся с отроком лет тринадцати, который на следующий день, сменив шелка и серебряное узорочье на домотканые штаны, смешался с толпой здешних мальчишек, так что не найти.

Ринвайн сделал глоток из кубка.
– Ну так вот про горностая. Мой старший прожужжал мне все уши: пусти да пусти в дальний дозор, я воин, всё такое. Ладно. Говорю ему: кончай трепаться, настреляй мне хотя б дюжину горностая, чтоб пристойно, купцам, всё такое. Он у меня упёртый, за зиму набил даже больше. Ладно. Парня в дозор, как обещал, а сам беру того горностая, прихожу в Тарбад. Иду в кабак. Типа пью, а сам ушки на макушке: про что трендят.

– И вот один чувак другому бла-бла-бла, что там-то видел у купца ткань, типа, из червяков. Тот, конечно: гонишь и всё такое, а я думаю: ни фига ж себе, в какую даль шелк завезли. И ведь не по роже-то мне идти за шелком… а блин. Тянет. Не утерпел. Прихожу.
Опять сделал глоток.
– Купец чуть… э-э-э… говоря за столом… стражу ни позвал, когда мою морду увидел. Не боись, говорю, не ограблю, а правда ли, что у тебя шелк есть? А он видно матёрый, соображает, что когда грабить приходят, то вопросов не задают, а сразу нож к горлу. И этак с опаской, но достает. И был у него там кусок… эх…

– Да… дед мой, как меня первый раз с отрядом отпустить решили, отдал мне свою рубаху. Поддоспешную, значит. Бери, говорит, мне уже без надобности. А шелк – он же живуч, зар-раза. Что ему двести лет… плотнющий, не вытрется. Да… и вот вижу я у того купца… не глазами, пальцами вижу – такой же шелк!

– Короче, держу я тот шелк, у самого чуть ни слезы к горлу, а купец, ушлая морда, видит, что я не первый раз такое в лапы беру. И спрашивает меня этак вежливенько: «Вижу, сударь, вам нравится». Сударь, значит, уже. «Только ведь денег-то у вас нету». А денег у меня при себе и впрямь – медяки на харч и угол. «Так давайте, говорит, договоримся расплатиться работой». Уж не знаю, какую-такую работу он мне предложить хотел… добро, если охранником, а то и зарезать кого, морда-то у меня подходящая… Да… Ну а я ему молча моего горностаюшку рядом с тем шелком и выложил.

Гэндальф проснулся – скорее от предрассветного холода, чем от шепота Раэдола, потому что мальчик будил сына Лутвир очень тихо:
– Вставай, отец режет вам торф. Бежим.
– Иду, иду, – сонно отзывался тот, натягивая одежду.
– Тише, разбудишь, – едва слышно шипел принц.
...
Тропинка вильнула пару раз, огибая косогоры, и Гэндальф увидел Аранарта. На сей раз королевское облачение состояло из простых крестьянских штанов и широкой полотняной ленты на голове – чтобы пот не заливал глаза. Две другие тележки, уже полные торфа, стояли рядом с ним. Увидев Гэндальфа, он кивнул, не прерывая своего труда.
Аранарт трудился неспешно, не позволяя себе устать, но и не давая остановиться. За то время, что мальчишки отвозили полные тележки, он как раз успевал нарезать на две другие. Мерный, спокойный труд. Думается, наверное, под него хорошо.
Восстанавливают и перестраивают после пожара.
Мальчишки на фото - сыновья и внуки обитателей Сваргаса.

Из чего там состояло королевское одеяние абзацем выше? Видите, всё совпало, вплоть до головного убора!

Гэндальф далеко не первый раз видел, как режут торф, но любой крестьянин бы давно отдыхал. А этот здесь с ночи… что только нового не узнаешь о потомках Элроса. Арнорский Бык, точно.
Ярл Харальд не режет торф, но строит Сваргас. Все каменные стены города выложены в основном его собственными руками.
Строительство второго этажа над оружейным залом.

– Я давно хотел спросить тебя… Насчет ваших девушек.
– М? – он лениво повел бровью.
– Ну, я вижу, вы растите их вместе с мальчишками. А что потом?
– По всякому, – пожал плечами. – До двадцати лет – да, вместе. Учатся владеть оружием, лук он лук и есть, копье, нож, топор… меч, – он поморщился, – если сама захочет, меч в женских руках – баловство, ей силы недостаёт, разве подбирай под нее рукоять на два хвата. По дозорам: ближний, средний. А после двадцати… кто как.

Аранарт смотрел поверх торфяника, но видел Форност. Еще живой Форност.
– Я долго думал, была ли у нас возможность выиграть эту войну… Она была. Если бы отец послал гонцов к Кирдану и Элронду хотя бы тогда же, когда и в Гондор, если бы Глорфиндэль перевел отряд через Седую, пока Последний Мост был еще свободен, если бы конница Броннира и отряды фалафрим пришли бы… да. Может быть, мы бы и без Гондора справились. А может быть, и Эарнил бы поторопился. И не резал бы я сейчас торф…

– Ладно. Хватит о прошлой войне, давай о будущей. Я охотно верю, что эльфы нам помогут. Только одно «но»: войны выигрывают не армии, а те, кто их направляет. – Он продолжал, не глядя на мага. – Владыка Кирдан незаменим на военном совете: он найдет ошибки в любом плане. Но своего взамен он не предложит. Лорд Броннир – командир лучшего из отрядов, какой только в мечтах может быть. Но он исполняет приказы, а не отдает их. Лорд Глорфиндэль… о его поединках поют песни, что в той жизни, что в этой…

Маленький отряд – пятеро мальчишек, самому старшему семнадцать, маг и нолдор – шел довольно быстро, за неделю добравшись до Последнего Моста. По дороге Гэндальф увлеченно рассказывал разные истории, молодежь слушала его взахлеб, а Хэлгон думал о том, как быстро земля поглотила следы былой войны и былой вражды. Былые поселения зарастают крапивой и лещиной, только дозорные башни еще стоят – ненужной, позабытой стражей.
Сколько окаменевших троллей вы видите на этом фото?

Как раз перед ущельем их встретили.
Это был не дозор, отнюдь. Одежда благородных оттенков, поблескивающие на солнце украшения, и никакой настороженности во взгляде. Свита. Их речь несравнимо более певуча, чем выговор дунаданов, хотя – тот же синдарин.
Мальчишки было оробели, но дело спас Гвендел. Будто всю жизнь вел беседы с посланцами дружественного владыки.
Раскланялись, пошли дальше. Под учтивую беседу. Красота.

Они остановились, словно налетели на незримую стену.
Впереди был свет.
Впереди простирались сумерки, кажущиеся синими от обилия золотистых и оранжевых огоньков: диковинное кружево, повисшее в воздухе. Мальчики медленно осознавали, что же освещено этими светильниками; их взгляд скользил по кровлям, окнам, фасадам… и Арахаэль задал вслух вопрос, который вертелся на языке у них всех:
– Вот это и есть – дома?
Эльфы непонимающе переглянулись.
– Да, – отвечал Гэндальф. – И немного найдется в мире домов красивее, чем эти.

_____________________________
Вот.
Кажется, получился почти трейлер к фильму
)) Кто читал роман, тот оценит некоторые несовпадение видеоряда с текстом, но режиссер - эта такая сволочь, которая считает, что картинка должна быть убедительной, а буквальное совпадение с книжкой - не его забота.
Ну что, бонусом еще один трейлер? Поменьше и посерьезнее.
Главы "Обыкновенное чудо" и "Путь", в роли Ранвен, внучки Аранарта, - моя дочь.

Да, Ранвен была привычна каша из желудей, девушка бы выжила в лесу, имея при себе лишь нож и огниво, она взвалила на себя всю тяжесть женской жизни в те годы, когда у Риан, кажется, была жива мать… но как бы сурова ни была жизнь Ранвен, принцесса, словно спелое яблоко, лучилась той любовью, которая ее окружала что у родителей, что тем более у деда. Она привыкла быть любимой, она умела любить.
Она не понимала отношений между людьми, если они не пропитаны любовью, как летний лист соками.

Ранвен сердилась. Сердиться она любила, делала это со вкусом и долго. Особенно когда молола муку. Аранарт слушал ее молча, прятал улыбку (не слишком старательно).

Однажды вечером Аранарт сказал «пойдем на скальник».
Живи они в замке, он таким тоном говорил бы «пойдем в библиотеку».

Скальник был местом особенным. Туда не дохлестывала волна домашних забот. Там, под огромным небом, дед и Хэлгон учили ее истории – если только можно скучным словом «учили» назвать их рассказы, прекрасные настолько, что не запомнить их с первого раза было просто невозможно. Там дед говорил об Искажении и Эстель, о пути эльдар и пути атани… оттуда ей был виден и Заокраинный Запад, и затонувший Нуменор…

... там она была принцессой рода Элроса, а не девушкой из Пустоземья, при гостях надевавшей шелк.

– Ранвен. Я хочу, чтобы ты поняла: завтра счастья нет. Счастье только сегодня. Твои близкие живы? с тобой? будь счастлива. Если завтрашний день окажется счастливым, прими это с благодарностью. Если он принесет потери, прими как должное.

Она сжимает кулаки. Хочется заплакать, но нет слез.
– Ты уже обернулась в прошлое и сказала «там было чудесно, но я узнала об этом только сейчас». Хватит одного раза.
– Замолчи… Пожалуйста.

– Твой дом – в твоем сердце. В том, как ты живешь со своими близкими. Твой дом у тебя не отнимет никто.

– Почему ты такой жестокий?..
– Потому что я хочу, чтобы ты смотрела на жизнь открытыми глазами. Чтобы ты поняла: когда смерть идет рядом, жизнь не становится ужаснее. Жизнь становится ярче. Каждый день сверкает как драгоценный камень. Потому что я хочу подарить тебе самое большое сокровище, какое только есть в этом мире.

_____________________________________
Ну и чтобы не заканчивать на такой возвышенно-трагической ноте, я вам покажу того, кто был в роли Гэндальфа, но, увы, ни разу не попал в групповой кадр.

И его мнение обо всем происходящем выражается вот так:

До встречи! С кем-то - на страницах романа, а с кем-то - и непосредственно в Сваргасе.
Чудо. Но из тех, что делают своими руками.
Я, наверное, потому именно так и написала про дунаданов, что где-то в нас есть мечта об такой жизни. А потом я приехала в Сваргас - и была в полном шоке, потому что всё, вот всё, что написано в романе (особенно в "Лесном принце"), - всё это наяву.
Поехали?
Все цитаты - из романа "Некоронованный", все фото сделаны в столице варяжских земель Сваргасе.
Фотографировали я и моя дочь.

два сюжета в шесть десятков фото
История первая. "Лесной принц"
"В лесной чаще обнаруживался проход, на склоне ущелья – тропинка... Глушь была ими обжита, они шли по диким местам как по собственному дому – быстро без спешки, спокойно, деловито."

"Что пещеры этих холмов обжиты, было ясно: утварь у входов, на склоне пасутся овцы и козы, если осмотреться внимательно, то заметишь и небольшой огород. Поселение фермера, настолько бедного или слабого, что предпочел пещеру дому. Хоббиты – и те в своих норах живут лучше. Но, – мелькнула мысль, – может быть Аранарт тут только гостит?
А потом он увидел жителей этого странного поселения."



"Дело было в том, как они говорят. Как держатся. Воина, даже если он берет лопату и идет в огород, опытный глаз не спутает с крестьянином. Леди, даже если она кормит птиц, держится иначе, чем фермерша.
Но и это было неглавным."


"Гэндальф смотрел на их спокойные лица, слушал их плавную речь – и не мог представить себе ссору в этом поселке. Ссору, крик, плач иной, кроме младенческого… но не потому, что эти люди были бесстрастны или все до одного добры, нет: они все в свое время ощутили дыхание смерти и, пережив ту войну, научились ценить каждый день – за то, что он есть, и близких – потому, что они здесь, с тобой, живые. Они потеряли так много, что дорожили теперь лишь подлинно ценным."
Я сделаю примечание, что среди мужчин Сваргаса действительно много воевавших.
А следы пожара - это два поджога, которые Сваргас смог пережить.




"На Аранарте была длинная, ниже колен белоснежная рубаха тяжелого шелка. Серебряные браслеты отчетливо гномьей работы и такой же пояс были ему невероятно к лицу (вот, значит, с кем он предпочитает вести дела, – мелькнула мысль у мага). Он наклонил голову, приветствуя Гэндальфа, и в этой готовности здороваться первым, в этом поклоне было достоинство и такая сила, которая уж конечно не боится быть ущемленной от всего лишь учтивости."
Цвет рубахи, извините, не совпал, как и цвет волос, но это мелочи. Ярл Сваргаса Харальд до такой степени похож на главного героя - характером, об который обломаешь все зубы, упорством, способностью преодолевать те препятствия, которые не снес мимоходом... я была в полнейшем шоке от точности портрета. В 2015 году написала, в 2017 с ним познакомилась.

"Из перелеска высыпала толпа детей и подростков – от совсем малышей до пятнадцати-, а то и двадцатилетних (кажется, там и девушки были). Различающиеся между собой только возрастом и ростом, лохматые, загорелые, веселые. Разбежались по пещерам, старшие развели малышей."


Они надевали парадную одежду и в ней начинали выглядеть самими собой. Лорды и леди Арнора. Взрослые и дети.
Кто в шелке, кто в тонкой шерсти, пальцы в перстнях, украшения – у большинства гномьей работы (Гэндальф дал себе слово непременно добраться до Синих гор и посмотреть, так ли гномам к лицу меха, как этим – творения подгорных кузнецов).


Они были… настоящими, другого слова не находилось. Война перемешала их, и уже не понять, кто раньше был простым воином, кто знатным, они уже все – лорды, только вот слуг у них нет, некем командовать, так что командовать приходится собой и подчиняться – себе...


...словно в сказку попал, в обычную человечью сказку про чудесный замок, где всё делается по волшебству, пир идет, а слуг нет, и не нужны они, конечно, не нужны, если только беседа с высоким гостем удерживает Короля от того, чтобы и зажарить мясо, и принести его самому, и рассказать бы в Гондоре, что можно быть знатным и носить еду на праздничный стол, и не стыдиться этого, и гордость не пострадает ни на волос.


– Вот, – кивнул Аранарт. – Подставляй.
Он показал глазами на кубок.
Маг подставил.
– Хм… – он сделал маленький глоток, пробуя вкус, потом еще, еще. – Странно. Что это?
– Ты уверен, что хочешь получить ответ на этот вопрос? – усмехнулся вождь. – А то Риан расскажет подро-обно. Здешние ягоды. С разными хитростями.
– Неплохо вы устроились, – сказал Гэндальф, смакуя душистый напиток.

Дело шло к вечеру. Принесли плошки то ли с воском, то ли с чем, зажгли – пламя заплясало, освещая лица, блестя на украшениях, играя рисунком вышивок…

Сумрак сдвинулся вокруг них, словно стены замка, словно они действительно в пиршественном зале, и потолок так высок, что его не видно, и ты знаешь, что эта башня окружена стенами в три ряда, так что никакому врагу никогда не взять ее, и здесь ты в безопасности больше, чем где бы то ни было и когда бы ни.



Самым странным в поведении детей было их спокойствие. Они не шумели, не ссорились из-за остатков пирога, раскрошившихся на блюде, они если и болтали, то негромко… не бывает таких десятилеток, а тут ведь и моложе есть.


В небе сияли звезды, ночная синева скрывала всё лишнее и ненужное, на столе пылали огненные чаши, и в негромкой песни арнорцев была сдержанность и оттого – сила. Та сила, что заставляет росток тянуться не только вверх, к солнцу, но и вниз, в землю, всё глубже и глубже год от года и век от века, так что какие бы бури ни обломали крону, какие бы молнии ни били в ствол – а дерево будет жить, и расти, и сыпать семена вокруг.

– Гэндальф, ты спрашиваешь, как мне здесь… – эльф сцепил руки на колене и заговорил, глядя в небо. – Мне… непривычно. Ты знаешь, я всю жизнь был на войне. Обе жизни. Когда войны не было – я шел к ней. Это мой мир. А есть другой. Мир, в котором живет моя Эльдин. Мир света и любви. Мы с ней пробовали жить в мире друг друга… не выходит. А здесь… я впервые за обе жизни жалею, что она не со мной.



Пламя маленького светильника дрожало перед ним, эльф стремительно писал

Хэлгон улыбнулся, вышел из пещеры. Уже совсем светло. Эльф сорвал узорный лист ромашки, положил сверху на аккуратно перевязанное письмо, залил воском. Печать ненадежна, но хочется надеяться, что в суме Гэндальфа она уцелеет. Маг или не маг он, в конце концов?
Что ж, свободная ночь кончилась, надо заниматься обычными делами. Развести огонь, скоро проснутся мальчишки, напоить их горячим, есть они в такую рань не будут, как раз Матушка выспится, приготовит, вот тут они и прибегут голодными волчатами…


– А ты правда маг?
– Правда, – кивнул тот.
– И ты можешь делать чудеса?
– Немножко могу.
– Покажешь?! – глаза братьев расширились и засияли.
– А пойдемте, – улыбнулся Гэндальф. – Сухих веточек мне наберите.
Хэлгон, которому было безумно любопытно, что за чудеса покажет им волшебник, пошел с ними.
Собрали немного сушняка. Маг дотронулся до него своим посохом, и, к великому восторгу всех трех мальчишек, вспыхнул огонь. Но этого было мало: пламень сложился в фигуру зайца, и этот огненный зверек стал двигаться по кучке хвороста, то приседая, то поднимаясь.
Принцы онемели и застыли.
...
Огненный зайчик уже выделывал нечто немыслимое, скача по кучке хвороста (совершенно не уменьшившейся за это время).
Извините, у меня нет фото огненного зайца, но я вам вместо этого покажу другое чудо: чайник, стремительно вскипающий на кузнечном горне. В общем, похоже



Лесная тропа, которую, впрочем, из них двоих видел только Ниндарас, была легкой, провожатый – словоохотливым, орешник не бил по лицу, ельники разбегались в стороны, а когда надо было выйти на открытое пространство, то и болотистые луга уползали куда-то прочь, оставляя идти по разнотравью.

В высокой траве сиреневыми лучиками пушился осот, возносила свои головки ромашка; о ручье, скрытом в травах, предупреждала роскошными белыми зонтами сныть, а о болотце – убого подражающий ее короне ядовитый вех и желтый вербейник с длинными стрельчатыми листьями.


Прошло две недели.
Аранарт исчез на сколько-то дней, вернулся с отроком лет тринадцати, который на следующий день, сменив шелка и серебряное узорочье на домотканые штаны, смешался с толпой здешних мальчишек, так что не найти.

Ринвайн сделал глоток из кубка.
– Ну так вот про горностая. Мой старший прожужжал мне все уши: пусти да пусти в дальний дозор, я воин, всё такое. Ладно. Говорю ему: кончай трепаться, настреляй мне хотя б дюжину горностая, чтоб пристойно, купцам, всё такое. Он у меня упёртый, за зиму набил даже больше. Ладно. Парня в дозор, как обещал, а сам беру того горностая, прихожу в Тарбад. Иду в кабак. Типа пью, а сам ушки на макушке: про что трендят.

– И вот один чувак другому бла-бла-бла, что там-то видел у купца ткань, типа, из червяков. Тот, конечно: гонишь и всё такое, а я думаю: ни фига ж себе, в какую даль шелк завезли. И ведь не по роже-то мне идти за шелком… а блин. Тянет. Не утерпел. Прихожу.
Опять сделал глоток.
– Купец чуть… э-э-э… говоря за столом… стражу ни позвал, когда мою морду увидел. Не боись, говорю, не ограблю, а правда ли, что у тебя шелк есть? А он видно матёрый, соображает, что когда грабить приходят, то вопросов не задают, а сразу нож к горлу. И этак с опаской, но достает. И был у него там кусок… эх…

– Да… дед мой, как меня первый раз с отрядом отпустить решили, отдал мне свою рубаху. Поддоспешную, значит. Бери, говорит, мне уже без надобности. А шелк – он же живуч, зар-раза. Что ему двести лет… плотнющий, не вытрется. Да… и вот вижу я у того купца… не глазами, пальцами вижу – такой же шелк!

– Короче, держу я тот шелк, у самого чуть ни слезы к горлу, а купец, ушлая морда, видит, что я не первый раз такое в лапы беру. И спрашивает меня этак вежливенько: «Вижу, сударь, вам нравится». Сударь, значит, уже. «Только ведь денег-то у вас нету». А денег у меня при себе и впрямь – медяки на харч и угол. «Так давайте, говорит, договоримся расплатиться работой». Уж не знаю, какую-такую работу он мне предложить хотел… добро, если охранником, а то и зарезать кого, морда-то у меня подходящая… Да… Ну а я ему молча моего горностаюшку рядом с тем шелком и выложил.

Гэндальф проснулся – скорее от предрассветного холода, чем от шепота Раэдола, потому что мальчик будил сына Лутвир очень тихо:
– Вставай, отец режет вам торф. Бежим.
– Иду, иду, – сонно отзывался тот, натягивая одежду.
– Тише, разбудишь, – едва слышно шипел принц.
...
Тропинка вильнула пару раз, огибая косогоры, и Гэндальф увидел Аранарта. На сей раз королевское облачение состояло из простых крестьянских штанов и широкой полотняной ленты на голове – чтобы пот не заливал глаза. Две другие тележки, уже полные торфа, стояли рядом с ним. Увидев Гэндальфа, он кивнул, не прерывая своего труда.
Аранарт трудился неспешно, не позволяя себе устать, но и не давая остановиться. За то время, что мальчишки отвозили полные тележки, он как раз успевал нарезать на две другие. Мерный, спокойный труд. Думается, наверное, под него хорошо.
Восстанавливают и перестраивают после пожара.
Мальчишки на фото - сыновья и внуки обитателей Сваргаса.

Из чего там состояло королевское одеяние абзацем выше? Видите, всё совпало, вплоть до головного убора!

Гэндальф далеко не первый раз видел, как режут торф, но любой крестьянин бы давно отдыхал. А этот здесь с ночи… что только нового не узнаешь о потомках Элроса. Арнорский Бык, точно.
Ярл Харальд не режет торф, но строит Сваргас. Все каменные стены города выложены в основном его собственными руками.
Строительство второго этажа над оружейным залом.

– Я давно хотел спросить тебя… Насчет ваших девушек.
– М? – он лениво повел бровью.
– Ну, я вижу, вы растите их вместе с мальчишками. А что потом?
– По всякому, – пожал плечами. – До двадцати лет – да, вместе. Учатся владеть оружием, лук он лук и есть, копье, нож, топор… меч, – он поморщился, – если сама захочет, меч в женских руках – баловство, ей силы недостаёт, разве подбирай под нее рукоять на два хвата. По дозорам: ближний, средний. А после двадцати… кто как.

Аранарт смотрел поверх торфяника, но видел Форност. Еще живой Форност.
– Я долго думал, была ли у нас возможность выиграть эту войну… Она была. Если бы отец послал гонцов к Кирдану и Элронду хотя бы тогда же, когда и в Гондор, если бы Глорфиндэль перевел отряд через Седую, пока Последний Мост был еще свободен, если бы конница Броннира и отряды фалафрим пришли бы… да. Может быть, мы бы и без Гондора справились. А может быть, и Эарнил бы поторопился. И не резал бы я сейчас торф…

– Ладно. Хватит о прошлой войне, давай о будущей. Я охотно верю, что эльфы нам помогут. Только одно «но»: войны выигрывают не армии, а те, кто их направляет. – Он продолжал, не глядя на мага. – Владыка Кирдан незаменим на военном совете: он найдет ошибки в любом плане. Но своего взамен он не предложит. Лорд Броннир – командир лучшего из отрядов, какой только в мечтах может быть. Но он исполняет приказы, а не отдает их. Лорд Глорфиндэль… о его поединках поют песни, что в той жизни, что в этой…

Маленький отряд – пятеро мальчишек, самому старшему семнадцать, маг и нолдор – шел довольно быстро, за неделю добравшись до Последнего Моста. По дороге Гэндальф увлеченно рассказывал разные истории, молодежь слушала его взахлеб, а Хэлгон думал о том, как быстро земля поглотила следы былой войны и былой вражды. Былые поселения зарастают крапивой и лещиной, только дозорные башни еще стоят – ненужной, позабытой стражей.
Сколько окаменевших троллей вы видите на этом фото?


Как раз перед ущельем их встретили.
Это был не дозор, отнюдь. Одежда благородных оттенков, поблескивающие на солнце украшения, и никакой настороженности во взгляде. Свита. Их речь несравнимо более певуча, чем выговор дунаданов, хотя – тот же синдарин.
Мальчишки было оробели, но дело спас Гвендел. Будто всю жизнь вел беседы с посланцами дружественного владыки.
Раскланялись, пошли дальше. Под учтивую беседу. Красота.

Они остановились, словно налетели на незримую стену.
Впереди был свет.
Впереди простирались сумерки, кажущиеся синими от обилия золотистых и оранжевых огоньков: диковинное кружево, повисшее в воздухе. Мальчики медленно осознавали, что же освещено этими светильниками; их взгляд скользил по кровлям, окнам, фасадам… и Арахаэль задал вслух вопрос, который вертелся на языке у них всех:
– Вот это и есть – дома?
Эльфы непонимающе переглянулись.
– Да, – отвечал Гэндальф. – И немного найдется в мире домов красивее, чем эти.

_____________________________
Вот.
Кажется, получился почти трейлер к фильму

Ну что, бонусом еще один трейлер? Поменьше и посерьезнее.
Главы "Обыкновенное чудо" и "Путь", в роли Ранвен, внучки Аранарта, - моя дочь.

Да, Ранвен была привычна каша из желудей, девушка бы выжила в лесу, имея при себе лишь нож и огниво, она взвалила на себя всю тяжесть женской жизни в те годы, когда у Риан, кажется, была жива мать… но как бы сурова ни была жизнь Ранвен, принцесса, словно спелое яблоко, лучилась той любовью, которая ее окружала что у родителей, что тем более у деда. Она привыкла быть любимой, она умела любить.
Она не понимала отношений между людьми, если они не пропитаны любовью, как летний лист соками.

Ранвен сердилась. Сердиться она любила, делала это со вкусом и долго. Особенно когда молола муку. Аранарт слушал ее молча, прятал улыбку (не слишком старательно).

Однажды вечером Аранарт сказал «пойдем на скальник».
Живи они в замке, он таким тоном говорил бы «пойдем в библиотеку».

Скальник был местом особенным. Туда не дохлестывала волна домашних забот. Там, под огромным небом, дед и Хэлгон учили ее истории – если только можно скучным словом «учили» назвать их рассказы, прекрасные настолько, что не запомнить их с первого раза было просто невозможно. Там дед говорил об Искажении и Эстель, о пути эльдар и пути атани… оттуда ей был виден и Заокраинный Запад, и затонувший Нуменор…

... там она была принцессой рода Элроса, а не девушкой из Пустоземья, при гостях надевавшей шелк.

– Ранвен. Я хочу, чтобы ты поняла: завтра счастья нет. Счастье только сегодня. Твои близкие живы? с тобой? будь счастлива. Если завтрашний день окажется счастливым, прими это с благодарностью. Если он принесет потери, прими как должное.

Она сжимает кулаки. Хочется заплакать, но нет слез.
– Ты уже обернулась в прошлое и сказала «там было чудесно, но я узнала об этом только сейчас». Хватит одного раза.
– Замолчи… Пожалуйста.

– Твой дом – в твоем сердце. В том, как ты живешь со своими близкими. Твой дом у тебя не отнимет никто.

– Почему ты такой жестокий?..
– Потому что я хочу, чтобы ты смотрела на жизнь открытыми глазами. Чтобы ты поняла: когда смерть идет рядом, жизнь не становится ужаснее. Жизнь становится ярче. Каждый день сверкает как драгоценный камень. Потому что я хочу подарить тебе самое большое сокровище, какое только есть в этом мире.

_____________________________________
Ну и чтобы не заканчивать на такой возвышенно-трагической ноте, я вам покажу того, кто был в роли Гэндальфа, но, увы, ни разу не попал в групповой кадр.

И его мнение обо всем происходящем выражается вот так:

До встречи! С кем-то - на страницах романа, а с кем-то - и непосредственно в Сваргасе.
@темы: май прешшшссс, Арнор и налево, ХКА - тексты, ХКА - отзывы и по мотивам